— Вот и я говорю…
— Погоди! — вскричал младший брат, о чем-то припомнив. — Этот бывший Антосин жених оставил, убегая, у неё свою вещь, малюсенький жёлтый саквояжик, я когда-то его видел. Ну, я без претензий, если жена хотела сохранить его на память о бывшеньком — ради Бога, мне не жалко. Антося спрятала его, чтобы мне на глаза не лез нахально…
— И где же этот саквояж?
— Не знаю. Раз в жизни всего-то и видел, и то давно, тогда ещё, как только поженились с Антосей.
Флорек задумчиво произнёс:
— Ну вот теперь и думай, действительно ли он потерял в море драгоценность или…
Братья обменялись взглядом и оба глубоко призадумались. Факт остаётся фактом: перед смертью Антуанетта явно пыталась сказать им что-то важное, то, что её тревожило, может, даже удручало. Интересно, куда мог подеваться саквояжик помощника ювелира?
Теперь Флорек пожал плечами.
— Даже если мы решимся его разыскивать, ума не приложу где. Скорее всего, остался в замке Нуармон.
Мартин внёс своё предложение:
— Мне кажется, надо об этом сказать пани Юстине. На всякий случай. Торопиться особо нечего, в Нуармоне все спокойно, ничего не происходит, да и прошли уже целые века и не было там военной разрухи, а из замка наверняка ничего из вещей не выбрасывают, хранится, пылится… Так что, может, при случае…
— При случае, — согласился и Флорек. — Ведь нет у нас никакой уверенности, ничего определённого не знаем, а сообщить надо. Правильно, мало ли что, а совесть наша будет спокойна.
На том и порешили. А декоративную подушечку для иголок Мартин положил на комоде в комнате покойной жены. Долго она там лежала, покрывалась пылью, красный бархат выцветал, и он спрятал её в шляпную картонку, где уже лежали веер, бусы из ракушек, перчатки, шарфик и ещё кое-какие мелочи, принадлежавшие покойной супруге. Прошли годы, Мартин переехал в Варшаву, а служанка без ведома старухи Кацперской вынесла картонку из-под шляп на чердак.
* * *
Случай поговорить на эту тему представился через два года, когда только что повенчавшаяся с кузеном Каролина приехала обживать свою варшавскую виллу.
Супруг приехал вместе с ней, оба восприняли приезд в Польшу как заключительный аккорд свадебного путешествия. С Мартином Каролина встретилась сразу же по приезде, ведь он был её официальным поверенным.
Поселившись в особняке, что выстроен был у дороги, ведущей в Урсинов, она с недельку пожила в нем. Молодую графиню де Нуармон очень забавляла роль хозяйки дома, в котором не было прислуги, так что ей приходилось собственноручно готовить завтраки для себя и мужа, в чем граф де Нуармон помогал ей радостно, но бестолково. Через неделю такая жизнь Каролине надоела, ведь надо было и порядок в доме наводить, и кое-какую стирку сделать. Вот Каролина и наняла на два дня женщину, чтобы та привела дом в порядок, а сама с мужем поехала к бабке.
Бабке Доминике к тому времени наскучили вояжи по Европе и она вернулась домой, где ей жилось всего приятнее. Физически Доминика ещё неплохо держалась, но была законченной тунеядкой, а это очень старит. Ничем не занималась, ничем не интересовалась, лишь бы её оставили в покое да как следует обслуживали. Впрочем, посещения дочери и внучки воспринимала благосклонно, ведь все хлопоты приходились на долю превосходно вышколенной прислуги.
Юстина по-прежнему торчала в Англии, и у неё никак не находилось времени для просмотра библиотеки в замке Нуармон. Совесть её, правда, мучила, ведь так и не исполнила заветов Клементины.
После мандрагоры раз попробовала было поискать, обнаружила вложенный в фолиант XVII века под интригующим названием «Как определить вес воздушной массы» отдельный клочок бумаги с рецептом травяного сбора от простуды, после чего приступила к чтению фолианта, увлеклась и больше поисками не занималась. Понемногу в ней зрело решение свалить на дочь бабкину просьбу, ведь та могла жить в замке сколько заблагорассудится, ну уж летом-то в любом случае…
А пока что к Каролине подступился Флорек.
Каролина раньше намеченного вернулась с охоты, поскольку начал накрапывать дождь, предоставив мужу самому взять кабана. Поскольку с мужем оставался егерь, она могла спокойно покинуть графа в лесу. Дорога домой вела мимо Флорековых владений, где её приняли с распростёртыми объятиями. Выскочили на крыльцо, встретили, как особу царских кровей, лошадь отвели на конюшню, а Каролину — в парадную комнату, где и усадили в кресло у камина. Приветствовать паненку с трудом приволоклась старая Кацперская, ведь, в конце концов, это она выкормила её бабку, так что имела право считать Каролину чуть ли не своей правнучкой.
Поприветствовав, старуха, ковыляя, прошаркала вон из парадной гостиной и больше не показывалась.
Принимать паненку выпала честь Флореку, и уж он не посрамил славного рода Кацперских. Во всяком случае, такого мёда, приготовленного по старопольским рецептам, не пивали и короли Речи Посполитой.
А после того как графиня угостилась на славу, Флорек приступил к делу.
— Проше паненки, — начал он и, спохватившись, исправился: — Ох, прошу прощения, проше пани графини…
— Прошу вас, пан Флорек, не валяйте дурака, — услышал он от вельможной паненки. — Всю жизнь вы называли меня по имени, и я очень хорошо помню, как вы отшлёпали меня по… ну, по этому месту, когда я несмышлёной девчонкой сунулась под необъезженного жеребца. Хороший был урок, навсегда запомнился.
Флорек слегка покраснел.
— Не знаю уж, как оно получилось, рука сама дёрнулась. Да и то сказать, ещё секунда — и паненка бы головы лишилась. Молодой граф, что видел все это, потом мне насильно вручил два злотых.
— Вот как! Ну ничего, я ему сегодня это припомню!
— Зачем? Не стоит. А прошу меня послушать, есть одна вещь, о которой я бы хотел с паненкой поговорить, потому как с пани Доминикой смысла нет, её ничто не интересует. Может, стоило бы поговорить с пани Юстиной, да не знаю, когда она в наших краях появится, а мне за море выбираться неспособно. Написал я ей, ответила, что и сама бы дочери передала, да уже нечего.
— Это как же понимать — нечего? — удивилась Каролина.
Флорек почесал в затылке.
— Вот и я сомневаюсь — так ли уж нечего. Тут мы с братом Мартином говорили… Его жена перед смертью здорово нам мозги запудрила. Не могла уже толком сказать, а хотела, болезная, так уж старалась, да смерть пришла. А ведь Антося могла и знать…
Дело в том, что в вашем роду был алмаз, фамильная драгоценность, втайне его хранили, у светлой памяти пани Клементины, вашей прабабушки, в сохранности был и пропал ещё при её жизни. Совсем пропал, с концами Так все думали…
— А как пропал? — вдруг заинтересовалась Каролина.
— Да в море потонул, — ответил Флорек и в подробностях рассказал молодой графине все, что было ему известно, выводя на первый план помощника ювелира. Каролина слушала рассказ старого слуги с растущим интересом.
— А что с ним сталось? — спросила она. — В Америке? Ну, я имею в виду этого придурка, помощника ювелира. Есть ли о нем какие сведения?
— Есть, Мартин специально проверял. Жив он. Удалось ему до Америки добраться, помогли знакомые моряки из Кале. А в Америке, прошёл слух, устроился парень по специальности, поступил работать в ювелирную фирму в Нью-Йорке. Кое-как сводит концы с концами. Нет, не разбогател, значит, не продавал алмаз. А та фамильная драгоценность, о какой я говорил, так это огромный алмаз был. Выходит — не увёз его парень в Америку. И больше мы этим бедолагой не занимались. Так вот, когда пришло время Антосе помирать, та стала что-то непонятное о сокровищах плести, а ведь она была невестой парня, что махнул через океан. Так случилось, что когда помощник ювелира прощался с невестой, их пани Юстина застукала, по его следам в Кале примчалась. Похоже, они и поговорить-то толком не успели, как пани Юстина вдруг в окно влезла. Парень, значит, со страху опять драпанул, да забыл у невесты свой саквояж, маленький, жёлтого цвета. Антося его на память, видно, сохранила, а брат Мартин как-то раз его у неё видел. Мартин говорит — маленький такой, из жёлтой кожи. После того как брат с Антосей поженились, мы какое-то время все жили в замке Нуармон, может, где-нибудь там остался. А после смерти пани Клементины Мартин с женой приехали сюда, ко мне. Уезжали не так, когда забирают все добро, могло что-нибудь и остаться. А ремонта в замке Нуармон не делали со времён свадьбы пани Клементины, уж я это знаю, ведь потом весь замок был на мне. Так что лет шестьдесят там все без изменений, и, если что оставлено, так до сих пор и лежит. Я почему об этом говорю?
Может, он, алмаз, и в самом деле в море потонул, но что стоит проверить? Ведь драгоценность уникальная, на такую не жаль и времени потратить. Самый большой алмаз в мире.
— А чей он? — допытывалась Каролина. — Кому принадлежал? То есть какому именно семейству? Какой его части? Той, что из Польши, или той, что из Франции?